Петрович проснулся разом, приоткрыл глаз - по второму резвился солнечный зайчик – голова была легкая, свежая, предощущение чего-то радостного слегка будоражило. Легко вскочил на ноги, шагнул сразу в ванную. Взглянув на себя в зеркало, поморщился, - не то ожидал увидеть. Модная сегодня трехдневная щетина лишала его праздника, что-то напевавшего уже во всем теле.
Доведенные до автоматизма за пять десятков лет, уверенные движения рук и тела в душе усилили нетерпение. На улицу!
Быстро, по-молодому, чуть ли не вприпрыжку, слетел по лестнице, сзади хлопнула дверь. И зажмурился. С деревьев клоками легко опадал мартовский снег, в воздухе носилось что-то невероятно знакомое, солнце совсем по-весеннему обжигало чистые, выбритые досиня, щеки.
Ногу тронул дворовый котяра – огромный, весь в шрамах, с обмороженными ушами. Петрович вынул из кармана завернутую в салфетку жареную рыбу, положил рядом. Барса кормил весь дом. Чем уж котяра снискал к себе такую любовь – непонятно. И, самое странное, именно мужики чаще подкармливали его, подмигивали ему приветственно, пробегая мимо. Видимо, видели в нем близкого душе родственника.
Барс, проглотив последний кусок, хищно зыркнул на Петровича, понял, что добавки не светит. Скорее, по привычке, нежели из любви к чистоте, вымыл нос. И переместился ближе к Петровичу, демонстрируя свое уважение.
Сзади хлопнула дверь подъезда. Вуаль запаха, женского, нежнейшего запаха, смешанного с изумрудными духами, накрыла его плечи, защекотало там, ниже, внутри. Маринка, соседка с четвертого этажа, молодая, с гривой блестящих волос на спине, уголком губ ответила на приветствие.
И пошла…
Как она пошла!
Ноги ее поблескивали на солнце тонкой лайкрой колготок, - стройные, полные в меру. Каблучки – цок! Цок! Цок! В такт колотящемуся в груди другу стенокардии. Цок! Цок! Цок!
Бедра, туго перетянутые чуть выше, по талии, пояском черного пальто, как-то жадно, по-особому чувственно, двигались из стороны в сторону, но не удалялись, а будто все ближе и ближе льнули к Петровичу. Заворачивая за угол дома, Маринка обернулась и хитрейшей улыбкой чертовки обожгла Петровичу низ живота под штанами. «Вот зараза!» - крутанул он шеей. Затихавшее цоканье каблучков подогрело горячую волну, плеснуло ее в голову, затуманило на мгновение глаза.
- Ну, зараза баба! - восхищенно сообщил Петрович Барсу.
Тот, не соглашаясь с заявлением, – у всех свои каноны красоты – отошел к дереву. Выгнув спину, вонзил когти в дерево, деранул пару раз и припал загривком к стволу, вычищая свалявшуюся за зиму шерсть.
Весна пришла!